...в продолжение чьей-то истории от 16,18.08-про наезд мостика на мотоцикл, что было дальше - Как папа делал ремонт. Задумчиво перебирая в руках обломки собранные на месте ДТП, папаша юного райдера, кубатурил как это всё скомбинировать, чтобы при зафиксированном руле перестало болтаться переднее колесо питбайка. "Наверное, это люфт. Точно, люфт!", радостно воскликнул он, припомнив, как в детстве тёрся около гаражей, подслушивая автовладельцев, собравшихся на рюмку чая. Засучив рукава, он начал демонтировать со сломанных запчастей крепёж. Гвозди отдельно, шурупы отдельно. Гора деревяшек росла... ...утерев пот со лба, он начал прилаживать обломки так и сяк, чтобы понять откуда они. "Блять. Где же должны стоять эти запчасти? Надо подумать..." Не зная, как правильно называются эти обломки, он называл их обобщенно: запчасти. "Запчасти, запчасти, запчасти..."-напряжённо думал он. "Эврика! ЗАПАСНЫЕ ЧАСТИ!! Их не надо устанавливать, они же запасные-если что-то сломается, а тут видно, что мотоцикл цел, просто надо закрепить колесо." Обрадованно засмеявшись, он отнёс запчасти в гараж, и аккуратно накрыл мешковиной. Выяснив, опытным путём, что шуруп, забитый молотком, держится лучше, чем гвоздь закрученный отверткой, он взял молоток, и намертво припиздячил покрышку к земле. Подергал руль. Колесо стояло как влитое. ...смеркалось, из-за леса слышался рокот мотора землечерпалки, гоняющей крокодилов... Папаша, отряхнув руки, обошел посмотреть на дело рук своих вокруг свежеотремонтированного барражирующего беспилотника китайского производства и, споткнувшись обо что-то, с удивлением увидел слегка согнутую круглую железку, толщиной в палец, с блестящей гайкой с одной стороны. "Мотоцикл сделан. А это откуда? Ха, очевидно на месте ДТП я забрал лишку-это ж и долбоёбу понятно, наверное от мостика отвалилась". И, довольный собой, направился в дом, выкинув железку в подступающую тьму.
Ну вот не люблю, когда рядом сморкаются, чавкают, или пердят! А если начинают художественный свист, то вообще корежит. И вот пришлось ехать на автобусе. Долго, через весь город. И попался там такой свистун. Но, что странно - какой-то моментальный. То есть выдаст два- три такта - и затихает минут на пять. И не поймешь ведь - кто. Автобус большой, народу много. Я сижу впереди, хрен кого вижу. Терплю, но уже реально подбешивает. Вот и конечная близко. Человек пять осталось. Включая свистуна, блин. Выхожу через переднюю. Опять звук! Смотрю на водилу. Тот слушает негромкую музыку. И иногда подсвистывает
В детстве жила в одном дворе с будущим мужем. Меня страшно бесил этот сопливый мальчик. Как-то раз сидели в песочнице, очень сильно захотелось надавать ему детской лопаткой по башке, но, встретившись со строгим взглядом будущей свекрови, передумала.Источник
Иду как-то домой с тренировки... И вижу в одной из улочек огромное дерево с шелковицей. Ветки прям до земли, а на них спелые, аж падают от малейшего ветерка, ягоды. Ну я ж не выдержал. Пристроился, стою ветки обгладываю. И тут идёт мимо добропорядочная матрона со своим чадом. Ребёнок на меня посмотрел и сам потянулся к веткам. Мамаша как зашипит:«Ты с ума сошёл?? Они же грязные, сейчас мы пойдём в магазин, я тебе куплю, мы дома помоем и ты скушаешь. Никогда, слышишь, никогда не делай как этот дядя. Это же микробы, они могут тебя убить!!!» Ребёнок вздохнул и с сожалением посмотрел на дядю, которого по версии мамы, страшные микробы уже должны были оттащить за ногу в овраг и там дожрать. А дядя застыл, с ртом, набитым ягодами и листьями. И пронеслось у меня перед глазами мое детство...
Просыпаешься, схватил хлеб, колбасу, нож. Мама кричит:«порежешься -убью». Фигачишь себе по пальцу. С рукой за спиной, бочком, по стеночке, выбираешься на улицу. Пучка болтается на волоске.
Приклеиваешь ее клеем ПВА, сверху подорожник. Главное, чтоб мама не узнала. Ибо прибьёт. На улице Барсик. Жрешь бутерброд на двоих с ним. Кусь он, кусь ты, по братски. Бутерброд падает. По закону подлости колбасой вниз. Но у нас же в детстве был ещё закон «быстро поднятое не считается упавшим». Отряхиваешь колбасу, продолжаешь трапезу с Барсиком. Поскакал к своим дружбанам. Играли в войнушки. Тебя подбили из рогатки. Раз 15. Ну живучий оказался, чего уж. Сидишь, облепился подорожником. Сделали из резины тарзанку. Ты самый смелый, тебя запулили дальше всех. Приземляешься лицом об лавку. Ломаешь нос, разбиваешь губы, надщербливаешь зуб. Кровь хлещет фонтаном. Пихаешь в ноздри подорожник.
Главное, чтоб мама не узнала. Убьёт. Сделали деду с сестрой «потолок». Это когда человек спит, ты натягиваешь над ним простынь и орешь «потолок падает!». Сидели три дня на липе. Пытались есть кору. Дед ходил внизу с палкой, бубнел «эх, дробовичок бы хороший сейчас». Погнали на ставок. По трое на одном велосипеде. Кому-то ногу цепью зажевало, кто-то через руль кувыркнулся. До точки назначения добрались не все. Боевые потери. По пути стащили огурцов, помидор и арбузов с колхозного поля. Главное, дома в огороде у каждого свои арбузы.
Но трофейные же вкуснее. На ставке разбиваешь арбуз об колено или об камень. Жрешь без ножа и вилки. Сидишь довольный, липкий, весь в арбузных семечках. Мухи у тебя на затылке арбузный сок облизывают. Поспорил с пацанами, что переплывешь ставок.
Ну а чо, ты ж уже три дня как плаваешь! Спас мужик на лодке. Сидишь, отплёвываешь ил и лягушек, молишься, чтоб маме не сказали. Мама утопит сама. Обсохли, сварганили костёр. Напуляли туда патронов и шифера. Схоронились в овраге. После «обстрела» выползли по пластунски, то есть пузом по земле. На а что, враг не дремлет, жопу поднимешь - завалят. Накидали картошки в костёр.
Сожрали вместе с лушпайками и головешками. Ночью пошли обносить соседскую черешню. Сосед спустил собаку. Собака погрызла жопы и пятки. Опять же, здравствуй, подорожник, давно не виделись. Бабушка гнала домой и лупила палкой по хребту. Ты думал - фиг с ним, маме только не говори. Мама прибьёт. Короче, нам в детстве никакие микробы были не страшны. Это микробы нас боялись. А мы боялись только маму.
Творчеством моих нежнолюбимых друзей, сподвижников и единомышленников Чёрной молнии и Юрочки Небольсина навеяно. Двор принадлежал нам, мы были его хозяева. Разумеется, мелькали там и какие-то взрослые. Взрослый мог обругать, мог и похвалить, что случалось гораздо реже. Можно было от взрослого и подзатыльник получить. Мы на всё это не обращали никакого внимания. Ну, предположим, гуляешь ты, и тут началась гроза. Ты же не станешь вслушиваться в то, что пытается втолковать тебе гром. Или рубаха промокла – и что? Раз гроза, должен быть дождь, раз дождь – будешь мокрым. Велика беда, высохнет рубаха. Гроза – это явление природы, ты на неё повлиять никак не в силах, и она тебе не особенно мешает. Взрослые были таким же явлением природы. Главным у нас был Витька. Витька в совершенстве владел приёмами бокса и самбо. Кроме того, он умел очень убедительно говорить. В тот день Витька, по-царски оглядев нас, собравшихся вокруг, сообщил: «Завтра пойдём бить пацанов из пятнашки.» Пятнадцатый – это был соседний дом, с ребятнёй оттуда мы периодически дрались. То мы приходили к ним, то они к нам. Бои происходили по неизменным рыцарским правилам: двое на одного не нападают, лежачего не бьют, до первой крови и так далее. Потом уже, по мере взросления, вся эта рыцарствовщина испарялась, облетала как ненужная листва с осенних деревьев. Но тогда, в детстве – о, мы были не просто богатыри, мы были благородными богатырями. «Зачем? - усомнился один из Близняшек. – Недавно же махались…» Близняшек было двое, совершенно неотличимые друг от друга, и одевались одинаково. Поэтому их именами мы не заморачивались, если что, так и обращались: «Близняшка». «А затем. Чего они?» Возразить было трудно, действительно, а чего они? Однако, мне драться, как и Близняшке, совершенно не хотелось. «Может, потом, а? – предложил я. – Завтра кино будет новое, и тётя Таня должна дежурить.» Тётя Таня была билетёршей в кинотеатре и нередко делала вид, что не замечает, как мы бесплатно просачиваемся в зал. Эх, побольше бы таких тёть Тань в детстве, да и во взрослой жизни не помешало. «Потерпит твоё кино» - отрезал Витька. Он подозвал крутящегося неподалёку крохотного мальца, взирающего на нас с восторгом и впитывающего каждое слово. Поручил ему передать ребятам из пятнадцатого, мол, идём на вы, готовьте гробы, ройте могилы. Малец, гордый поручением, умчался. - Значит, решено, завтра. – подытожил Витька. – Собираемся здесь в это же время. Вечером я вышел прогуляться. На дальней скамейке сидели Близняшки, шушукались. Я подошёл. «О, здорово, Постя.» Вид у них был смущённый. «О чём трёкаем, братва?» Мы все были люди солидные, себя уважали, поэтому изъясняться старались, по возможности, по фене. Вернее, на том нелепом детском жаргоне, который мы по наивности считали феней. Они смутились ещё больше: «Да так, ни о чём, так просто.» «А ну, колитесь, как у кума» - потребовал я. Они молчали, поэтому я надавил: «До самой задницы колитесь!» Они нерешительно переглянулись. «Ну!» «Понимаешь, Постя, тут такое дело… Подмогнёшь, в общем?» «Как два пальца» - заверил я. «Покумекай, Постя… Вот Витька бокс знает, самбу эту… А ты хоть раз зырил, как он стыкается?» «Откуда?» – удивился я. Когда дерёшься, по сторонам некогда поглядывать. Чуть отвлечёшься, прилетит так, что мало не покажется. Это уже повзрослев, я научился держать поле зрения максимально широко. Ударить могут и сбоку и сзади – человек, который вообще в происходящем до той поры никак не участвовал, и которого ты в расчёт не принимал. «Вот и никто не видел, - вздохнул один из Близняшек. – Так подмогнёшь?» Назавтра наша дружная героическая команда отправилась на битву. Где-то на заднем плане маячил вчерашний восторженный малец, жаждал насладиться увлекательным зрелищем. Противник выдвинулся навстречу. Впереди сосредоточенно шагал Борька Рыжий, такой же атаман у них, как у нас был Витька. В принципе, я с Рыжим, можно сказать, даже дружил. Когда встречались за пределами наших дворов, подолгу гуляли вместе, рассказывали друг другу всякие истории, совместно прорывались без билета в кинотеатры, если вдруг в кармане оказывалась мелочь, любовно угощали друг друга вкусными пончиками. Я подметил, что Борька поступал так же, как я: коли денег было мало, на двоих не хватало, то лакомство старались подсунуть собеседнику, сам же бесконечно жевал один, взятый для приличия пончик. Хороший пацан был Рыжий. Но сейчас это был враг, которого всенепременно следовало уничтожить. Обе группы неуклонно сближались. Когда нас разделяли всего несколько шагов, кто-то из близнецов подал сигнал. Один из них вцепился Витьке в правую руку, второй в левую, я ухватил за шиворот. Объединёнными усилиями мы швырнули Витьку прямо на Рыжего. Борька от неожиданности отшатнулся. Однако рефлекс сработал, отточенный прямой попал Витьке в нос. Витька отлетел. Но дальше последовало то, чего никто из нас не ожидал. Витька вскочил с земли и громадными заячьими прыжками помчался прочь. При этом он по-заячьи же и верещал. Мы – обе наши команды – растерянно смотрели ему вслед. «Ну что, будем стыкаться?» - нерешительно спросил меня Рыжий. Я лишь безнадёжно махнул рукой. С той поры Витьку начали бить. Самый занюханный шкет, завидев его, считал своим долгом подойти и ударить. Такое впечатление, что дня не проходило, чтобы Витька, возвращаясь домой, не приносил новый синяк или ссадину. Дошло до того, что Витькин отец собрал нас и долго втолковывал, что так поступать нехорошо, что Витьку лупить не надо. Некрасиво обижать тех, кто слабее. Витька и родился слабеньким, он был недоношенным. (Я тогда не знал, что такое «недоношенный», представил, что младенца Витьку куда-то несли, но не донесли, уронили, наверное.) Витькин отец сообщил, что именно потому, что Витька такой слабый, он и учится не в нашей школе, а в какой-то специальной. («Вот же гад! А говорил, что посещает спортивную школу.») Но и в этой школе Витьку обычно освобождают от уроков физкультуры. («Гад! Гад! Бокс, самбо – хха! Нет, за враньё наваляю ему, как никто ещё не навалял!») «Надеюсь, мальчики, мы с вами договорились» - подытожил Витькин родитель. Мы равнодушно разошлись. Дети народ жестокий, чужой боли не чувствуют и не понимают. Витьку продолжали бить. Уже повзрослев я уяснил непреложную истину: тот, кто громче всех призывает людей к чему-то, сам в этом чём-то по мере сил не участвует. И неважно, какое это «что-то», большое или малое, главное, что никаких приятностей оно не сулит. Например, если на заводе некто в галстуке надрывается на трибуне, что необходимо повысить выработку, уделить всё внимание экономии материалов, крепить дисциплину и прочее, то будьте уверены: сам он фрезерного либо токарного станка и включить не сможет. Или. Представьте очередь у пивного ларька (беру времена давние). Нередко находится кто-либо, подзуживающий остальных на драку. «Так этот же толстомордый тебя толкнул. Дай ему в ухо!» К бабке не ходи, сам агитатор в последующей махаловке участвовать не будет. Или крайний случай, война. Первая мировая. Ох, как надсаживались всякие мало-мальски заметные персоны во фраках и мундирах в начале 14-го года, что война для Российской империи необходима и благотворна. И ведь ухитрились внедрить эту заразу в мозги простолюдинов. Энтузиазм царил повальный. «Наголову разгромим немчуру проклятую и Вильгельма усатого ихнего!» Началась Великая, как её после назовут, война. Мужик, рабочий, мелкий служащий пошли в окопы. А титулованные да известные, те, кто за начало войны глотку драли, все почему-то в тылу оказались. Один Пуришкевич взял на себя командование санитарным поездом, да и этот поезд особо к линии фронта не приближался. Или. Продолжение Первой, Вторая мировая война, она же Великая Отечественная. Тоже призывали к войне всемерно, со всех трибун и полос газетных, изо всех радиоприёмников. Опять же, внедрённого в головы энтузиазма в массах было хоть убавляй. «Малой кровью, могучим ударом» - ага, как же. О генералах да маршалах не говорю, им по роду выбранной профессии положено. Но можете ли вы назвать хоть одно заметное имя, кто до 22 июня 1941-го вещал людям, как мы всех мгновенно победим, а после этой чёрной даты отправился с винтовкой либо автоматом на передовую? Да и генералы с маршалами в основном старались держаться от опасных мест, где убить могут, подальше. Под обстрел или в окружение попадали лишь в результате собственных либо начальственных просчётов. Сагитировать, обдурить, вместо себя подставить – это запросто, это с нашим превеликим удовольствием, самому же в жёсткой ситуации оказаться, ну уж нет, дурных нема. Собственно, тут можно было бы поставить точку. Но история имела продолжение. Хотя… пожалуй, слишком длинно получается, а народ на «Анекдотах» длинных текстов не любит, для нейронов в черепной коробке затруднительно. Так что поставлю я вместо точки фразу: ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.
Творчеством моих нежнолюбимых друзей, сподвижников и единомышленников Чёрной молнии и Юрочки Небольсина навеяно. Двор принадлежал нам, мы были его хозяева. Разумеется, мелькали там и какие-то взрослые. Взрослый мог обругать, мог и похвалить, что случалось гораздо реже. Можно было от взрослого и подзатыльник получить. Мы на всё это не обращали никакого внимания. Ну, предположим, гуляешь ты, и тут началась гроза. Ты же не станешь вслушиваться в то, что пытается втолковать тебе гром. Или рубаха промокла – и что? Раз гроза, должен быть дождь, раз дождь – будешь мокрым. Велика беда, высохнет рубаха. Гроза – это явление природы, ты на неё повлиять никак не в силах, и она тебе не особенно мешает. Взрослые были таким же явлением природы. Главным у нас был Витька. Витька в совершенстве владел приёмами бокса и самбо. Кроме того, он умел очень убедительно говорить. В тот день Витька, по-царски оглядев нас, собравшихся вокруг, сообщил: «Завтра пойдём бить пацанов из пятнашки.» Пятнадцатый – это был соседний дом, с ребятнёй оттуда мы периодически дрались. То мы приходили к ним, то они к нам. Бои происходили по неизменным рыцарским правилам: двое на одного не нападают, лежачего не бьют, до первой крови и так далее. Потом уже, по мере взросления, вся эта рыцарствовщина испарялась, облетала как ненужная листва с осенних деревьев. Но тогда, в детстве – о, мы были не просто богатыри, мы были благородными богатырями. «Зачем? - усомнился один из Близняшек. – Недавно же махались…» Близняшек было двое, совершенно неотличимые друг от друга, и одевались одинаково. Поэтому их именами мы не заморачивались, если что, так и обращались: «Близняшка». «А затем. Чего они?» Возразить было трудно, действительно, а чего они? Однако, мне драться, как и Близняшке, совершенно не хотелось. «Может, потом, а? – предложил я. – Завтра кино будет новое, и тётя Таня должна дежурить.» Тётя Таня была билетёршей в кинотеатре и нередко делала вид, что не замечает, как мы бесплатно просачиваемся в зал. Эх, побольше бы таких тёть Тань в детстве, да и во взрослой жизни не помешало. «Потерпит твоё кино» - отрезал Витька. Он подозвал крутящегося неподалёку крохотного мальца, взирающего на нас с восторгом и впитывающего каждое слово. Поручил ему передать ребятам из пятнадцатого, мол, идём на вы, готовьте гробы, ройте могилы. Малец, гордый поручением, умчался. - Значит, решено, завтра. – подытожил Витька. – Собираемся здесь в это же время. Вечером я вышел прогуляться. На дальней скамейке сидели Близняшки, шушукались. Я подошёл. «О, здорово, Постя.» Вид у них был смущённый. «О чём трёкаем, братва?» Мы все были люди солидные, себя уважали, поэтому изъясняться старались, по возможности, по фене. Вернее, на том нелепом детском жаргоне, который мы по наивности считали феней. Они смутились ещё больше: «Да так, ни о чём, так просто.» «А ну, колитесь, как у кума» - потребовал я. Они молчали, поэтому я надавил: «До самой задницы колитесь!» Они нерешительно переглянулись. «Ну!» «Понимаешь, Постя, тут такое дело… Подмогнёшь, в общем?» «Как два пальца» - заверил я. «Покумекай, Постя… Вот Витька бокс знает, самбу эту… А ты хоть раз зырил, как он стыкается?» «Откуда?» – удивился я. Когда дерёшься, по сторонам некогда поглядывать. Чуть отвлечёшься, прилетит так, что мало не покажется. Это уже повзрослев, я научился держать поле зрения максимально широко. Ударить могут и сбоку и сзади – человек, который вообще в происходящем до той поры никак не участвовал, и которого ты в расчёт не принимал. «Вот и никто не видел, - вздохнул один из Близняшек. – Так подмогнёшь?» Назавтра наша дружная героическая команда отправилась на битву. Где-то на заднем плане маячил вчерашний восторженный малец, жаждал насладиться увлекательным зрелищем. Противник выдвинулся навстречу. Впереди сосредоточенно шагал Борька Рыжий, такой же атаман у них, как у нас был Витька. В принципе, я с Рыжим, можно сказать, даже дружил. Когда встречались за пределами наших дворов, подолгу гуляли вместе, рассказывали друг другу всякие истории, совместно прорывались без билета в кинотеатры, если вдруг в кармане оказывалась мелочь, любовно угощали друг друга вкусными пончиками. Я подметил, что Борька поступал так же, как я: коли денег было мало, на двоих не хватало, то лакомство старались подсунуть собеседнику, сам же бесконечно жевал один, взятый для приличия пончик. Хороший пацан был Рыжий. Но сейчас это был враг, которого всенепременно следовало уничтожить. Обе группы неуклонно сближались. Когда нас разделяли всего несколько шагов, кто-то из близнецов подал сигнал. Один из них вцепился Витьке в правую руку, второй в левую, я ухватил за шиворот. Объединёнными усилиями мы швырнули Витьку прямо на Рыжего. Борька от неожиданности отшатнулся. Однако рефлекс сработал, отточенный прямой попал Витьке в нос. Витька отлетел. Но дальше последовало то, чего никто из нас не ожидал. Витька вскочил с земли и громадными заячьими прыжками помчался прочь. При этом он по-заячьи же и верещал. Мы – обе наши команды – растерянно смотрели ему вслед. «Ну что, будем стыкаться?» - нерешительно спросил меня Рыжий. Я лишь безнадёжно махнул рукой. С той поры Витьку начали бить. Самый занюханный шкет, завидев его, считал своим долгом подойти и ударить. Такое впечатление, что дня не проходило, чтобы Витька, возвращаясь домой, не приносил новый синяк или ссадину. Дошло до того, что Витькин отец собрал нас и долго втолковывал, что так поступать нехорошо, что Витьку лупить не надо. Некрасиво обижать тех, кто слабее. Витька и родился слабеньким, он был недоношенным. (Я тогда не знал, что такое «недоношенный», представил, что младенца Витьку куда-то несли, но не донесли, уронили, наверное.) Витькин отец сообщил, что именно потому, что Витька такой слабый, он и учится не в нашей школе, а в какой-то специальной. («Вот же гад! А говорил, что посещает спортивную школу.») Но и в этой школе Витьку обычно освобождают от уроков физкультуры. («Гад! Гад! Бокс, самбо – хха! Нет, за враньё наваляю ему, как никто ещё не навалял!») «Надеюсь, мальчики, мы с вами договорились» - подытожил Витькин родитель. Мы равнодушно разошлись. Дети народ жестокий, чужой боли не чувствуют и не понимают. Витьку продолжали бить. Уже повзрослев я уяснил непреложную истину: тот, кто громче всех призывает людей к чему-то, сам в этом чём-то по мере сил не участвует. И неважно, какое это «что-то», большое или малое, главное, что никаких приятностей оно не сулит. Например, если на заводе некто в галстуке надрывается на трибуне, что необходимо повысить выработку, уделить всё внимание экономии материалов, крепить дисциплину и прочее, то будьте уверены: сам он фрезерного либо токарного станка и включить не сможет. Или. Представьте очередь у пивного ларька (беру времена давние). Нередко находится кто-либо, подзуживающий остальных на драку. «Так этот же толстомордый тебя толкнул. Дай ему в ухо!» К бабке не ходи, сам агитатор в последующей махаловке участвовать не будет. Или крайний случай, война. Первая мировая. Ох, как надсаживались всякие мало-мальски заметные персоны во фраках и мундирах в начале 14-го года, что война для Российской империи необходима и благотворна. И ведь ухитрились внедрить эту заразу в мозги простолюдинов. Энтузиазм царил повальный. «Наголову разгромим немчуру проклятую и Вильгельма усатого ихнего!» Началась Великая, как её после назовут, война. Мужик, рабочий, мелкий служащий пошли в окопы. А титулованные да известные, те, кто за начало войны глотку драли, все почему-то в тылу оказались. Один Пуришкевич взял на себя командование санитарным поездом, да и этот поезд особо к линии фронта не приближался. Или. Продолжение Первой, Вторая мировая война, она же Великая Отечественная. Тоже призывали к войне всемерно, со всех трибун и полос газетных, изо всех радиоприёмников. Опять же, внедрённого в головы энтузиазма в массах было хоть убавляй. «Малой кровью, могучим ударом» - ага, как же. О генералах да маршалах не говорю, им по роду выбранной профессии положено. Но можете ли вы назвать хоть одно заметное имя, кто до 22 июня 1941-го вещал людям, как мы всех мгновенно победим, а после этой чёрной даты отправился с винтовкой либо автоматом на передовую? Да и генералы с маршалами в основном старались держаться от опасных мест, где убить могут, подальше. Под обстрел или в окружение попадали лишь в результате собственных либо начальственных просчётов. Сагитировать, обдурить, вместо себя подставить – это запросто, это с нашим превеликим удовольствием, самому же в жёсткой ситуации оказаться, ну уж нет, дурных нема. Собственно, тут можно было бы поставить точку. Но история имела продолжение. Хотя… пожалуй, слишком длинно получается, а народ на «Анекдотах» длинных текстов не любит, для нейронов в черепной коробке затруднительно. Так что поставлю я вместо точки фразу: ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.
Иду как-то домой с тренировки... И вижу в одной из улочек огромное дерево с шелковицей. Ветки прям до земли, а на них спелые, аж падают от малейшего ветерка, ягоды. Ну я ж не выдержал. Пристроился, стою ветки обгладываю. И тут идёт мимо добропорядочная матрона со своим чадом. Ребёнок на меня посмотрел и сам потянулся к веткам. Мамаша как зашипит:«Ты с ума сошёл?? Они же грязные, сейчас мы пойдём в магазин, я тебе куплю, мы дома помоем и ты скушаешь. Никогда, слышишь, никогда не делай как этот дядя. Это же микробы, они могут тебя убить!!!» Ребёнок вздохнул и с сожалением посмотрел на дядю, которого по версии мамы, страшные микробы уже должны были оттащить за ногу в овраг и там дожрать. А дядя застыл, с ртом, набитым ягодами и листьями. И пронеслось у меня перед глазами мое детство...
Просыпаешься, схватил хлеб, колбасу, нож. Мама кричит:«порежешься -убью». Фигачишь себе по пальцу. С рукой за спиной, бочком, по стеночке, выбираешься на улицу. Пучка болтается на волоске.
Приклеиваешь ее клеем ПВА, сверху подорожник. Главное, чтоб мама не узнала. Ибо прибьёт. На улице Барсик. Жрешь бутерброд на двоих с ним. Кусь он, кусь ты, по братски. Бутерброд падает. По закону подлости колбасой вниз. Но у нас же в детстве был ещё закон «быстро поднятое не считается упавшим». Отряхиваешь колбасу, продолжаешь трапезу с Барсиком. Поскакал к своим дружбанам. Играли в войнушки. Тебя подбили из рогатки. Раз 15. Ну живучий оказался, чего уж. Сидишь, облепился подорожником. Сделали из резины тарзанку. Ты самый смелый, тебя запулили дальше всех. Приземляешься лицом об лавку. Ломаешь нос, разбиваешь губы, надщербливаешь зуб. Кровь хлещет фонтаном. Пихаешь в ноздри подорожник.
Главное, чтоб мама не узнала. Убьёт. Сделали деду с сестрой «потолок». Это когда человек спит, ты натягиваешь над ним простынь и орешь «потолок падает!». Сидели три дня на липе. Пытались есть кору. Дед ходил внизу с палкой, бубнел «эх, дробовичок бы хороший сейчас». Погнали на ставок. По трое на одном велосипеде. Кому-то ногу цепью зажевало, кто-то через руль кувыркнулся. До точки назначения добрались не все. Боевые потери. По пути стащили огурцов, помидор и арбузов с колхозного поля. Главное, дома в огороде у каждого свои арбузы.
Но трофейные же вкуснее. На ставке разбиваешь арбуз об колено или об камень. Жрешь без ножа и вилки. Сидишь довольный, липкий, весь в арбузных семечках. Мухи у тебя на затылке арбузный сок облизывают. Поспорил с пацанами, что переплывешь ставок.
Ну а чо, ты ж уже три дня как плаваешь! Спас мужик на лодке. Сидишь, отплёвываешь ил и лягушек, молишься, чтоб маме не сказали. Мама утопит сама. Обсохли, сварганили костёр. Напуляли туда патронов и шифера. Схоронились в овраге. После «обстрела» выползли по пластунски, то есть пузом по земле. На а что, враг не дремлет, жопу поднимешь - завалят. Накидали картошки в костёр.
Сожрали вместе с лушпайками и головешками. Ночью пошли обносить соседскую черешню. Сосед спустил собаку. Собака погрызла жопы и пятки. Опять же, здравствуй, подорожник, давно не виделись. Бабушка гнала домой и лупила палкой по хребту. Ты думал - фиг с ним, маме только не говори. Мама прибьёт. Короче, нам в детстве никакие микробы были не страшны. Это микробы нас боялись. А мы боялись только маму.
Иду как-то домой с тренировки... И вижу в одной из улочек огромное дерево с шелковицей. Ветки прям до земли, а на них спелые, аж падают от малейшего ветерка, ягоды. Ну я ж не выдержал. Пристроился, стою ветки обгладываю. И тут идёт мимо добропорядочная матрона со своим чадом. Ребёнок на меня посмотрел и сам потянулся к веткам. Мамаша как зашипит:«Ты с ума сошёл?? Они же грязные, сейчас мы пойдём в магазин, я тебе куплю, мы дома помоем и ты скушаешь. Никогда, слышишь, никогда не делай как этот дядя. Это же микробы, они могут тебя убить!!!» Ребёнок вздохнул и с сожалением посмотрел на дядю, которого по версии мамы, страшные микробы уже должны были оттащить за ногу в овраг и там дожрать. А дядя застыл, с ртом, набитым ягодами и листьями. И пронеслось у меня перед глазами мое детство...
Просыпаешься, схватил хлеб, колбасу, нож. Мама кричит:«порежешься -убью». Фигачишь себе по пальцу. С рукой за спиной, бочком, по стеночке, выбираешься на улицу. Пучка болтается на волоске.
Приклеиваешь ее клеем ПВА, сверху подорожник. Главное, чтоб мама не узнала. Ибо прибьёт. На улице Барсик. Жрешь бутерброд на двоих с ним. Кусь он, кусь ты, по братски. Бутерброд падает. По закону подлости колбасой вниз. Но у нас же в детстве был ещё закон «быстро поднятое не считается упавшим». Отряхиваешь колбасу, продолжаешь трапезу с Барсиком. Поскакал к своим дружбанам. Играли в войнушки. Тебя подбили из рогатки. Раз 15. Ну живучий оказался, чего уж. Сидишь, облепился подорожником. Сделали из резины тарзанку. Ты самый смелый, тебя запулили дальше всех. Приземляешься лицом об лавку. Ломаешь нос, разбиваешь губы, надщербливаешь зуб. Кровь хлещет фонтаном. Пихаешь в ноздри подорожник.
Главное, чтоб мама не узнала. Убьёт. Сделали деду с сестрой «потолок». Это когда человек спит, ты натягиваешь над ним простынь и орешь «потолок падает!». Сидели три дня на липе. Пытались есть кору. Дед ходил внизу с палкой, бубнел «эх, дробовичок бы хороший сейчас». Погнали на ставок. По трое на одном велосипеде. Кому-то ногу цепью зажевало, кто-то через руль кувыркнулся. До точки назначения добрались не все. Боевые потери. По пути стащили огурцов, помидор и арбузов с колхозного поля. Главное, дома в огороде у каждого свои арбузы.
Но трофейные же вкуснее. На ставке разбиваешь арбуз об колено или об камень. Жрешь без ножа и вилки. Сидишь довольный, липкий, весь в арбузных семечках. Мухи у тебя на затылке арбузный сок облизывают. Поспорил с пацанами, что переплывешь ставок.
Ну а чо, ты ж уже три дня как плаваешь! Спас мужик на лодке. Сидишь, отплёвываешь ил и лягушек, молишься, чтоб маме не сказали. Мама утопит сама. Обсохли, сварганили костёр. Напуляли туда патронов и шифера. Схоронились в овраге. После «обстрела» выползли по пластунски, то есть пузом по земле. На а что, враг не дремлет, жопу поднимешь - завалят. Накидали картошки в костёр.
Сожрали вместе с лушпайками и головешками. Ночью пошли обносить соседскую черешню. Сосед спустил собаку. Собака погрызла жопы и пятки. Опять же, здравствуй, подорожник, давно не виделись. Бабушка гнала домой и лупила палкой по хребту. Ты думал - фиг с ним, маме только не говори. Мама прибьёт. Короче, нам в детстве никакие микробы были не страшны. Это микробы нас боялись. А мы боялись только маму.
Если вы можете «впарить» любую х%йню по завышенной цене, то вы – опытный менеджер по продажам. Если в 2-3 раза дороже – то талантливый маркетолог. А если дороже в десятки раз – то известный модельер.
Мой начальник зовёт меня "компьютер". И я как-то узнал, что это не из-за интеллекта, а потому, что если меня не трогать 15 минут, то я засыпаю.Источник
- Тут в песне непонятно: "Я хватаюсь за диск телефона..." - Ну видишь ли - песня старая, тогда флэш-память ещё не изобрели и телефоны были с жёсткими дисками...Источник
Идет мужик и видит пастуха, пасущего овец. Мужик: - Уважаемый, добрый день. А сколько ваши овцы дают шерсти за год? - Какие: черные или белые? - Черные. - 2 килограмма. - А белые? - Тоже 2. Удивился мужик, думает: дай, еще чего спрошу... - Уважаемый, а сколько ваши овцы съедают корма в день? - Какие: черные или белые? - Белые. - Килограмм. - А черные? - Тоже килограмм. Мужик растерялся: - Уважаемый, а почему вы все время спрашиваете, какие овцы, хотя результаты одинаковые? - Дык, черные овцы-то мои! - А белые? - Белые? Тоже мои. Мужик совсем ничего не понимает: - Уважаемый, скажите прямо, есть какая-то разница между овцами? - Жизни черных имеют значение.