Политическое завещание.

Джон Шемякин

Кто с пользою отечеству трудится,
Тот с ним легко не разлучится;
А кто полезным быть способности лишён,
Чужая сторона тому всегда приятна:
Не бывши гражданин, там мене презрен он,
И никому его там праздность не досадна.
"Пчела и мухи" И.А. Крылов

Со всех сторон до меня доносятся стоны о том, как плохо людям живётся в городах, лишённых отеческого благоволения властей. Мол, что за сволочи окопались в городских администрациях, что за паскудства они творят и прочее. Совсем де проворовались и не думают о граде совершенно.
"Бегите в степь!", -кричу я с обрыва, взмахивая в грозовых раскатах красными рукавами, -"бегите, господа! Основывайте там, на святых местах, поселения гуманистов, зиждящиеся на доброте, взаимовыручке и верной градостроительной политике! Созидайте и обретайте! Двадцать пять замесов в смену, господа! Город-сад! Город-убежище сильных и логово достойных имени его!" И тут молния одна! другая! Золотые орлы горят в небе. Трубы! И сияние вкруг меня чуть желтое с прожилками из порфира и адаманта.
После призыва я обычно разбираю свою походную кафедру и улетаю куда-нибудь на море по путёвке.
И всякий раз вспоминаю то, что всем известно с песней бабушек и танцев дедушек, пришедших к бабушкам.
Вот мой любимый город Санкт-Петербурх, вот каково там жилось при деятельной городской власти? При активных-позитивных градоначальниках? Скажу прямо, по-ломоносовски сурово, при таких градоначальниках в Санкт-Петербурхе жилось хреново.
Вот представьте себе, на дворе какой-нибудь 1736 год. Сидите вы, приехав из коллегии, усталый, с мокрым полотенцем на голове, слушаете новости про турецкую войну от странницы Макарии. Про Перекоп, Сиваш и графа Миниха. Перебрасываетесь через забор сообщениями с соседом, таким же конторским плесневелым сидельцем с образованием. Скоро поспеют шти из печи. В углу шуршат деловитые тараканы… Жена-красавица моет полы, распаляя округлой чистоплотностью потаённое. Рай. Парадизео.
А тут барабанный бой! Приличная команда солдат из гарнизона с унтер-офицером при алебарде. Багинеты, глаза выпучены, усы нафабрены, косицы, букли. Лезут в дверь, дыша табаком и застарелым, топочут, грозят, красномордые. "Таков-то?" — спрашивают осанисто. "Пред вами!", — достойно ответствуете вы в поклоне, взметнув кружева. "Приказано генерал-полицмейстером Василь Феодоровичем Салтыковым, отъять вас безвозбранно с постоя и принудить к рублению леса внутригородского, что к Першпективной дороге (Невский проспект будущий — прим.авт.) касательство имеет и ворам пристанище даёт по обе стороны от оного. А рубить велено вплоть до реки Волхов, дабы и от волков сбережение было! А брать себе каравая три хлеба печёного, луковиц и лимонов солёных для одоления скорбута, рекомого иначе цинготной лихоманкой", — орут вам сквозь барабанный треск и факельный чад, тыча в харю бумагу с печатями и следами от сала свечного.

И вот вы уже бредёте на Волхов под сопливым осенним небушком к месту своего досадного применения. Вчера ещё надеялись на канцелярское повышение и пили кофий с внятными булками, а теперь вы уже сучкоруб в артели и живёте в шалаше, воруя у финского населения брюкву с огорода для пропитания. Вчера только новый клавесин из Гамбурга, а ноне - пила-двуручка и шишка-подтирка для кустового срамного дела. И драгуны по периметру с карабинами и приказом палить по беглым. А на ветке корабельной сосны железа кандальные ветром с Европы обдуваются, позванивают эдак… дзинь-дзинь-гамбург.
Наработавшись в хвойном царстве, выкусывая затаихшився по швам рубища блох, возвращаетесь домой, а там от градоначальства новые распоряжения. Караулить по ночам фонари, что на конопляном масле, от порчи. А что вы хотели?! Приплясываете у фонаря всю ночь с коллегами.
Потом по вечерам вы ловите собак бродячих "малой и большой петлёй с сетью и гаком". Собаки у бывшего меншиковского дворца апраксинскую служанку загрызли, вот вы по постановлению горсовета их и отлавливаете меж заборов.
Потом, подтянувши пояс, херачите билом по булыжникам, мостя приличествующую мостовую пред обывательскими домами.
Потом в караул вас ставят. Население в Санкт-Петерурхе сами понимаете какое. Мастеровщина, пьянь, солдаты, матросы, уголовники, бесноватые и беглые, на Лиговке только-только огороды разбили для посильного прокормления обывателей. Вот вам эти огороды и караулить по ночам с колотушкой. "Послухивай! Пасмаривай!"
Затем, думается, вам на постой определят ватагу "обжигальщиков щтюкатурных", город растёт, становится всё краше. Но и теснее, не без этого, да. Поэтому тут вы, жена с таким же помороженым лицом лежит рядом и штукатуры из Устюга сушат портянки, деликатно пуская злого духа-шептуна в ватные штаны.
Дрова вам ещё раз придётся съездить заготовить. Это на зиму, это святое.
Воду в бочонки квартальные таскать.
И так каждый божий день. При активном живом администрировании чего только не случается! То слон убежит из зверинца, надо слона рогатками загонять в клеть на Фонтанке, то обнаружат адскую машинку для поджога у дворца цесаревны Елисавет и вас запишут в спешно организованную пожарную квартальную команду. В этой команде вы будете овладевать искусством применения "большой цепи с крюком, заливной англинской трубы в пять дюймов, да вилами, да лестницей с крюком же для прыгания по крышам с растаскиванием, да топором и лопатой".
Ещё вам надо будет по решению полицмейстера убирать навоз с улиц.
Забрасывать грязь и нечистоты песком, тёртым добро с щеповиной.
И прочее.
Вот что я называю жить под деятельным присмотром заботливой и динамичной власти.
Вот что называется содействие модернизации.
Вот что такое "сделаем наш город чище, краше и уютней".
И вот помираете вы, отдав новому граду лучшие годы своей жизни в добровольной дружине по сбору конского говна, нарубились, напрыгались по пожарищам, нагрызлись вами волки, напились вашей кровью гнус и мошка, наголодались вы под стылыми дождями в одной калоше, а потомки даже вашего имени не вспомнят. Потому как приехали на всё готовое, твари такие, метро строить. И на могилку вашу конфетку не положат. Потому как затянуло вашу могилку чухонское болото.
Так что не гневите бога, радуйтесь коррумпированному загниванию, пожалуйста. Не будите административный гений преобразований.

Мой чемодан.

Джон Шемякин.

Перед отправлением в дальнюю дорогу.
У каждого чемодана своя судьба. Чемодан — сам по себе личность. Я знавал немало чемоданов с эпической судьбой. Я видел жизни чемоданов-героев, чемоданов-полубогов. В чём секрет искусства древности, часто спрашивают у меня пытливая пионерия 70-х, сидя рядышком со мной в очереди на протезирование. И я всякий раз, окидывая мысленным взором эпопеи некоторых знакомых чемоданов, уверенно говорю, что секрет этот — в универсальности и условности. Вот, еле обтёсанный серый валун на холме с тиранозаврскими ручками на животе — он тебе и пограничный столб, и скифская баба, и мать сыра-земля, и памятник, и символ неба, он еще и современных исследователей прокормит, если они ещё чего про него придумают.
Вот и с чемоданами так же. Только у чемоданов есть ещё и биография, переплетённая с геополитикой и географией. Мой коллега Зубарев плавал младенцем в водах какого-то арабского залива, окрашенных пламенем очередного этапа освободительного движения. Советских инженеров с их советскими инженерными семьями военные моряки подхватывали прямо из воды, Зубарев бессмысленно таращился в ночное небо, прошиваемое трассирующими очередями, своими шестимесячными глазками, будучи помещённым в распахнутый Самсонайт папаши своего гидротехнического.
У Федюнина одно время был чемодан-атлет. Король бегемотов, а не чемодан. В этот чемодан можно было спрятать всё, решительно всё и чемодан это будет совсем ещё не сыт, ещё будет голодно блестеть своими коричневыми лоснящимися боками у транспортной ленты.
У сестры моей есть чемодан, который все боятся. У него удивительно подозрительный вид. Для начала, он зелёный. А зелёный цвет ошибочно считают цветом умиротворения и нежности. На самом деле, всё совсем иначе. Сестрицын чемодан не вызывает отсылок к лужайке на альпийских выпасах. Скорее он пробуждает воспоминаия о первой мировой войне, зарядных ящиках у разбитой батареи и облаках ядовитых гахов. Глядя на катеринин чемодан, хочешь-не хочешь, а пьёшь, сдвинув противогаз на лоб, спирт из фляги, падаешь и, загребая порыжевшими сапогами, ползёшь с донесением на командный пункт, выкашливая по дороге части лёгкого. Ваше благородиё! Ваше благородиё! Германец прёт…
Всё это шоу красивое происходит на глазах у аэропортовской охраны.
Поэтому я считаю, что чемодан у Кати подозрительный и провоцирующий на подвиг и вой деревенских при получении похоронки.
Сам я являюсь счастливым обладателем чемодана-проститутки.
Проститутки не по роду занятий, а по состоянию его проститутской чемоданной душонки. Если бы мой чемодан давал за деньги другим чемоданам, я бы, конечно, все отрицал и стыдился, краснея перед грузчиками. Но так хоть было бы финансовое обоснование. В роли чемоданного сутенёра есть и свои положительные моменты. Мелочь, например, есть всегда в карманах. Связи в транспортном отделе аэропорта. Белая шуба на голое тело, лакированные белые же ботфорты и шляпа из пуха фламинго. Да мало ли! Если вдуматься.
Нет, мой чемодан денег мне не приносит. Он постоянно норовит куда-то блядовито исчезнуть. Потом появиться через неделю в полу-выпотрошенном виде, пахнущий тропиками, со следами борьбы и насилия у замков. И нагло смотреть на меня в комнате опознания утерянных вещей. Мол, чё, папаша, признаешь?! Иди, обними свою дочуру! Я с мальчиками за гаражами гуляла!У меня чемодан-девочка, если кто не понял. Это я узнал случайно, когда нашёл в своей гулёне чужую куртку, носящую теперь имя "Приплод". Я долго скрывал этот наш семейный стыд. Извините, что поделился. Просто знайте, что если два раза возвращался к вам чемодан после пропаж, то прощать его нельзя.