О сале.
Самое вкусное сало в своей жизни, а и пожил я немало, и сала наел с небольшой курган, так вот самое вкусное сало я ел в Италии. Итальянцы как-то удивительно хорошо и изящно заготавливают сало. Нет жлобоватости во вкусе, не появляется желание притащить к себе в избу учительницу и заставить её дансе плясать со слезами на бестужевских глазах. Вот ешь итальянское сало и просто нож из рук выпадает, до того на душе хорошо. Сало у итальянцев ждёт своего часа в таких мраморных специальных ступках, переложенное всем чем надо. Разницы в сале между стеклянобаночным и мраморноступочным по вкусовым ощущениям, понятно, нет. Но вот ощущение, что с мрамора ешь, перевалив Альпы, а впереди Рим… Это, да. На солнышко италийское смотришь, прищурясь. Просто Аларих, честное слово, Атилла с сидящим рядышком Гайзерихом и каким-то фино-угром в лосиных рогах. Сидим, болтаем ногами в рваных чувяках, все в найденном золоте на грязноватых шеях, молодые, не виноватые ни в чём. И смотрим на Италию. Счас подзакусим, рога на фино-угре поправим, и начнём спуск в долину, а там всё, что хочешь, даром и твоё. А что не твоё, то сгорит. Плюс бабы красивые и умелые. Плюс сокровища мировой культуры, удобные для переплавки в красивые слитки… Как, Аларих?! Да я в востроге, Гайзерих!

Бодрит итальянское сало, конечно. С баночным салом на хуторе ощущение грядущего триумфа не приходит. На хуторе сало ешь или в угаре, когда всё кончено. Или опасаясь налёта. Или на свадьбе, т.е. в угаре, опасаясь налёта. Сало при всей своей добродушности продукт экстремальной тревожности. Невозможно мне представить, что вбегает счастливая жена и кричит счастливому мужу: "Господи! Анатоль! Мы сейчас будем есть сало, а после немедленно едем в Беарриц. Боже! Я в экстазе страстей и ожиданий! Ебанём сальца и пусть мчит нас послушливый шоффэр! Шампанского, Михеич! Шампанского! Парамон, заводи "Испано Сюизу"!" Сало едят или от трудной жизни, или от ностальгии по трудной жизни. Или от ностальгии по детству, т.е. опять-таки по трудной жизни. Что неплохо. Мы, городские, изнеженные до изумления. Надо вспоминать корни. Я вот люблю заветренный хлеб из кармана. Вспоминю много поучительных историй из своего детства. Лисичкин подарок, всё такое, сентиментальность. Плюс залежавшийся в кармане хлеб и найденный кусок колбасы — это целая буря воскресших образов, запахов, ощущений. Понюхаешь горбушку, замаслившуюся в салфетке, как у дуроведа побывал, всё детство вернулось. Не событийное, а забытое образное.
И смотрит на тебя, седого красавца с медалью, понимающе и жалостливо.
А ты на детство своё смотришь и обещаешь, что никогда больше, что впредь…никогда, только добро и извинения, только улыбки и понимание. И так до следующей горбушки.Источник